— Возможно ли? — вскричал Сеникур, схватив за руку Зарецкого. — Как? это тот несчастный?.. Ах, что вы мне напомнили!.. Ужасная ночь!.. Нет!.. во всю жизнь мою не забуду… без чувств — в крови… у самых церковных дверей… сумасшедшая!.. Боже мой, боже мой!.. —
Полковник замолчал. Лицо его было бледно; посиневшие губы дрожали. — Да! — вскричал он наконец, — я точно отнял у него более, чем жизнь, — он любил ее!
Неточные совпадения
Потом, когда он достаточно поговорил и
замолчал,
полковник, молчавший до сих пор, начал говорить.
— Дронов
замолчал, точно задохнулся, и затем потише, вспоминающим тоном, продолжал, кривя лицо: —
Полковник!
Александра Григорьевна
замолчала, молчали и два ее собеседника. Захаревский только с удивлением взглянул на нее, а
полковник нахмурился.
— Мысль Сперанского очень понятна и совершенно справедлива, — воскликнул Павел, и так громко, что Александра Григорьевна явно сделала гримасу; так что даже
полковник, сначала было довольный разговорчивостью сына, заметил это и толкнул его ногой. Павел понял его,
замолчал и стал кусать себе ногти.
Сначала из кабинета доносился только глухой однотонный звук низкого командирского баса. Слов не было слышно, но по сердитым раскатистым интонациям можно было догадаться, что
полковник кого-то распекает с настойчивым и непреклонным гневом. Это продолжалось минут пять. Потом Шульгович вдруг
замолчал; послышался чей-то дрожащий, умоляющий голос, и вдруг, после мгновенной паузы, Ромашов явственно, до последнего оттенка, услышал слова, произнесенные со страшным выражением высокомерия, негодования и презрения...
Полковник призадумался и, как человек, бывавший в Петербурге, следовательно, занявший там все хитрости,
замолчал, будто и согласился. Потом, при отъезде, начал просить, чтоб маменька отпустили завтра любезных сынков своих к нему обедать. Бедные маменька, ничего не подозревая и не предчувствуя несчастия, согласились и дали слово.
— Бой идёт уже третий день… — отвечал хорунжий. — Японцы четыре раза меняли позиции своих батарей, но мы счастливо и метко подбивали их, и наконец некоторые батареи
замолчали… Японцы стали отступать… Мы подбили у них около десяти орудий, и
полковник Трухин с двумя сотнями казаков отправился взять подбитые орудия, но сотни были встречены цепью стрелков, открывших сильный огонь, и принуждены были отступать.
Но
полковник не договорил всего, что́ хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он
замолк и только что хотел сказать еще что-то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.